Прикосновения были неприятными. Это вполне нормально. После того что ему пришлось вынести из последнего вечера, ни прикосновения Василия ни этого Дэва не могли принести никакой радости. Впрочем, и раньше они не приносили, по причине их отсутствия. Кот не привык, чтобы кто-то его касался, да еще с таким рвением. Он бы вообще предпочел оградиться ото всех, почувствовать собственное одиночество, которое его никак не огорчало на острове. Может потому что он не знал как жить иначе?
Продолжая напряженно игнорировать все слова и действия советника, Люсьен разглядывал пол. Даже прикосновение тканью вызывало тупую боль. И естественную реакцию организма. Ведь если ты обожжешься, ты отдернешь руку, а не оставишь ее пылать в огне? Так и с Люсьеном, который инстинктивно избегал всяческих к нему прикосновений.
Видно вскоре, его отрешенность возымела эффект, Василий, наконец, решил его оставить. Промелькнула бредовая мысль в следующий раз прикинуться трупом. Хотя и это не исчерпывает возможность потыкать в его тушку палкой.  Сьен бросил взгляд через плечо, наблюдая, куда двинулся мужчина. И не понятно, что он при этом испытывал. Хотел ли он, чтобы от него ушли? Или нет… Тело, конечно, взбунтовалось, любое прикосновение к нему не несло в себе ничего хорошего. Поэтому мальчишке предпочтительнее, чтобы никто на него не дышал. Но что касается его собственных желаний. Он не чувствовал ничего. Внутри была просто пустота, отягощенная презрением к себе и подавленностью. Кажется, все мысли выбили из его головы, поэтому он просто безучастно наблюдал за всем происходящим. Он уже не думал, в каком месте он мог сойти с этой жуткой карусели, где бы он мог свернуть на другую тропинку. Но видно все шло своим чередом.
Судьба?
О нет, такие высокие философские вопросы для Сьена были просто невозможны. Если бы он вообще помнил что такое философия, или вопросы без ответа, которые как раз вовремя задать. В любом случае, мысли слишком тяжелые для его пустой башки…
Глядя, как Василий присел рядом с Дэвом, кот медленно моргнул. Он снова терял сознание… Может он и отключился бы, если бы не почувствовал на себе знакомое скользящее движение хвоста советника.  Люсьен тихо застонал, стоило кольцу сомкнуться вокруг его талии, боль вернула его сознание в этот мир, не дав отключиться. Из бока чуть сильнее засочилось кровь, стоило его сжать. Вырываться? Да что Люсьен враг самому себе? В его состоянии лучше прикинуться ветошью где-нибудь в углу и не шевелиться, позволив своей физиологии сделать свое доброе дело и залечить его раны. Хотя, Люсьен бы предпочел дойти до куда-нибудь сам… А теперь к нему снова вернулось ощущение что он просто вещь. Хоть откуда-нибудь он ушел сам? Ах да, из той комнаты, где его оставили, куда пришел Дэв, и, кажется, все.
Восхититься силой советника Люсьен не мог, хотя отметил про себя этот факт, что он тащил на себе обоих. Мальчишка был полностью поглощен испытываемой им болью и дискомфортом от положения, в котором находился, нежели оценкой своего потенциального врага. Впрочем, что там думать… Люсьен был заметно слабее их. И его легко обезвредить, лишив когтей.  Природная хрупкость, мягкость и женственность в его внешности совсем не играли в пользу его «устрашающего вида».
Благо, что терпеть пришлось недолго. Его снова вернули в четыре стены, которые Люсьен воспринимал как собственную клетку. Опустив мальчишку на холодный пол, сам Василий удалился в комнату.  Откуда-то веяло прохладой, Люсьен не шевелился… он отрешенно смотрел куда-то в одну точку, не концентрируя никакого внимания. Тело вновь охватила дрожь, уже от гуляющего сквозняка, мальчишка снова закашлял. Казалось, он совсем забыл о том, что еще и кашляет. Может разгоряченный собственной кровью он забыл о дискомфорте в легких на время. И тем лучше. Чем не плюс?
Через какое-то время, аниото аккуратно оперся на руки, стараясь подняться. Но скользнув по мокрому полу, он не удержался и свалился в воду, подняв вверх столп брызг. Оттолкнувшись ото дна, он вынырнул на верх, хватая ртом воздух. Вода была всего лишь прохладная, но ему она казалась ледяной, да так что легкие сжались в комок не позволяя вдохнуть. Наконец откашлявшись, он оттолкнулся от стенки и лег на воду, держась на плаву, уставил пустые холодные глаза в каменный потолок. Жизнь внутри него замедлялась, струйки крови, струящиеся по чистой воде из его ран, вырывались из тела с меньшей интенсивностью, чем до этого. Люсьен прикрыл глаза.

Люсьен плавал прислушиваясь к собственным ощущениям. Он казался себе невесомым, парил где-то, боль заглушалась, холод уже не сковывал тело и, было даже приятно. Видно кровь начала течь медленнее отсюда и такой эффект. Неприятный запах крови забирался в нос, вместе с запахом плесени, но это мелочи, аниото уже принюхался к ним. Голова казалось, стала тяжелой, он тихонько проваливался в пустоту внутри себя. Шорохи рядом его перестали беспокоить, однако он продолжал ощущать каждое движение в комнате, словно паук распустил чувствительную невидимую паутину и реагировал на все подряд с деланным хладнокровием, наивно уверенный, что может убежать в любой момент. А может, считая, что хуже быть все равно уже не может, не ощущал опасности?
Кончик хвоста Василия змеился где-то в спокойной воде. Люсьен чувствовал мелкие волны, накатывающие на него со стороны. Его желанное одиночество было прервано. Он не обратил внимания, когда советник зашел в комнату. Разве можно было ожидать чего-то другого?
Хвост кольцом обвился вокруг запястья, и потянул в сторону края. Тело сопротивлялось не только воде. Вмиг потеряв равновесие, мальчишка ушел под гладь, наглотавшись при этом воды. Утонуть бы ему не дали. Крепкие руки ловко обхватили его, вытаскивая на поверхность как какую-то тряпичную куклу, без особого усилия.  Оцелот вновь зашелся кашлем, стараясь освободить легкие от воды. Зажмурившись, проглатывая дискомфорт в горле, он не заметил, как его уже перенесли, лишая приятной невесомости опустили на твердую поверхность.
- Не ...н-надо…
Голос звучал глухо, хрипло. Да Люсьен и вовсе не хотел говорить. Он всего лишь попытался вставить свои скромные пожелания, но что они перед желанием Василия? Желанием помочь, пусть даже неоцененным самим оцелотом, потому что кот в этом как бы, не нуждался. Он мечтал о покое, чтобы его никто не дергал. Он сам себе залижет раны, слюна является отличным антисептиком. Он может о себе позаботится сам, а сейчас он почувствовал еще большую подавленность, когда перед глазами мелькнула та самая дырявая белая ткань, из-за которой по тупому убеждению мальчишки он может лишиться своей регенерации и раны его не заживут.
Как только Василий снял с Люсьена мокрую рубашку, кот инстинктивно сжался, прикрываясь хвостом. Ему неловко находиться в таком виде. Да он кот, но он еще и человек. На бледном лице заиграл чуть заметный румянец выдававший смущение, как и глаза, предусмотрительно отведенные в сторону. Ушки, кажется, совсем не поднимались больше, находясь в поникшем состоянии, выдавали настроение Люсьена. Он как-то безучастно смотрел на то, как его ладони обматывают этой белой тканью, признавая свое поражение. Как только Василий отвернется, аниото все равно попытается ее снять.
Кусок, приложенный к щеке, мальчишка и секунды держать не стал, сжав его тонкими пальцами, выкинул в сторону. Не хватало, чтобы еще и на лице остались следы. Раны уже зарубцевались и не удивительно, на лице они всегда заживали быстро. Был бы Люсьен в нормальном состоянии хотя бы морально, они бы уже затянулись полностью и даже белых шрамов не осталось. Но, увы.
Лежать на спине было тяжело. Даже невыносимо, всю спину ломило от боли, болели раны, поясница. Люсьен подавил в груди стон, преобразуя его лишь в тяжелый выдох, но стоило советнику стянуть его ногу, как мальчишка не удержался от тихого вскрика. Правда аниото тут же отвернулся к стене, устыдившись подобного и, больше старался не реагировать.
Эндорфин, природный анальгетик, казалось, улетучился. Теперь любые манипуляции с его телом отзывались еще острее. Позвоночник, кажется, вообще раскололся и впивается острыми осколками в плоть.  Люсьен промолчал на вопрос советника, продолжая покорно сидеть, позволяя делать то, что ему захочется. У него просто не было сил сопротивляться, но, однако он все равно сорвет эти чудотворные тряпки, как только Василий отвернется.
Когда он, наконец, закончил свое дело, мальчишка вздрогнул, его снова начало знобить и сжав посильнее плотную ткань пальцами он натянул ее на себя. Ноги подобрал к себе и обвил их хвостом, стараясь сжаться, чтобы не упускать ни грамма тепла. Он то и дело дергался, стараясь принять положение, в котором ему не так больно. Постоянно выпрямлялся, ибо, хотя он и обладал прекрасной осанкой, он все равно потихоньку, незаметно для себя никнул, и спина начинала затекать. Поэтому поерзав еще немного, оцелот лег на бок, отвернувшись к стенке, позволяя ткани облегать его хрупкий силуэт как ей только захочется..
- Я ведь… я ведь, не вернусь домой, д-да?
Мальчишка смотрел в стену. Толи ему было неловко смотреть на советника, толи он просто не хотел и считал куда интереснее разглядывать камень. Он и так был подавлен, расстроиться еще больше вряд ли получится, хотя и не знал, почему он задал этот вопрос. У него в голове роились куча других вопросов, о том чудище, что Сьен видел на площади, об этих чудесных тряпках, о некоторых других интересующих его предметах. О Василии… у Люсьена никак не шло из головы изменение в его голосе.

Белая тонкая полоска на камне, оставленная когтем Сьена, кажется, это единственное действие, на которое он был способен. Ждал ли он ответа на самом деле? Почему-то сейчас для него казалось все предельно ясным. Он был слишком подавлен, чтобы лелеять себя мыслями о доме. На самом деле и не верил, что вновь увидит свою пещеру. Свой водопад, своих рыбок в чистом ледяном ручье. Все это навевало такую тоску, что хотелось завыть, но оцелоты не воют. Поэтому приходилось просто проглатывать невидимые слезы, душившие его в данный момент…
- Ты….. говоришь не правду?
Кажется, Люсьен нутром чуял фальш. Сколько ему еще надо вытерпеть, чтобы этот советник понял, что он тут лишний? Что он не подходит его миру, что он с радостью вернулся бы домой. После зимы? И что там будет делать Люсьен после зимы? А как насчет его способностей? Сможет ли он позаботиться о себе, так как было раньше? Да сможет, конечно, может и не так качественно, но мальчишке хотелось верить в лучшее даже сейчас. Однако как велик эгоизм этого человека, притащить непонятно куда совершенно лишнее существо, поиздеваться над ним и когда он утратит свою независимость, вышвырнуть его обратно?  Кот может и не сильно осведомлен во всех тонкостях человеческой натуры, но он не дурак.
Люсьен посильнее сжался. Зря он думал, что не может расстроиться больше, чем есть. Накрыл руками лицо, чтобы еще больше спрятаться от внешнего мира. Ему было неприятно, что к нему прикасались. Ну, зачем? Люсьен тебя трогал? Вцепившись зубками в тонкую ткань, на ладонях, оцелот потянул ее на себя, желая распустить. Если он вернется домой, то где ему взять таких?  А если его способность к исцелению тоже утратиться, то, что он будет делать? Браво Василий!
Стало теплее, озноб уменьшился, но кашель продолжал вырываться из горла мальчишки. Он нервно дернулся от очередного прикосновения, и случайно зацепил колечком за край стола. В ухе отдалось резкой болью, пробежавшей мелкой дрожью по всему телу, так что Сьен и в этот раз свернулся, зажмурившись. Чуть дрожащими пальцами он аккуратно потянулся к левому ушку, касаясь воспаленного места, чтобы тут же отдернуть.
- Зачем…
В очередной раз поинтересовался оцелот, когда Василий заговорил о привязанности. Может на этом острове заведено, говорить не то, что есть на самом деле. Но Люсьен то не отсюда. Он неосведомленный, а поэтому не хитрый. Его легко обмануть, но с последним он усиленно борется, перестав принимать слова Василия  за чистую монету. Только его слова. Не зачем сваливать его вину на всех подряд, может тут и есть люди, которые не будут с ним лукавить. Хотя жестокости он ото многих нагляделся. 
Люсьен зажмурился, почувствовав дыхание у себя на затылке. Внутри пробуждалось что-то неприятное, змеей сворачиваясь в желудке. Воспоминания?  Слова Василия он пропустил мимо ушей. Он не собирался отключаться в его присутствии, хотя и его присутствия не желал. Его не покидало чувство скованности, ему не было спокойно.  Не вытерпев очередного прикосновения, Сьен поднялся, прикусив губу, стараясь заглушить боль в спине новой, и обернулся к Василию.

На счастье, когда Сьен обернулся, он не увидел глаз советника. По телу прокатилась нервная дрожь, а из груди вырвался вздох. Вздох облегчения? Непонятно почему, но видеть взгляд Василия совсем не хотелось. Может он боялся прочитать в нем что-то другое, что могло бы начисто перевернуть слова мужчины с ног на голову. Доказательство своей правоты?
Люсьен не понимал сказанных слов. Он не понимал, зачем говорить неправду. Разве в этом есть какой-то смысл? По крайней мере, сейчас, когда Сьен будучи убежденным, что вернется к своей прежней жизни стал бы вести себя иначе? Ему было чуждо такое обращение, эта окружающая среда, этот воздух, местная  вода и запах залежавшейся рыбы. В желудке что-то протяжно заскулило и, Люсьен чуть сжавшись, смущенно отвел взгляд в сторону. Он не ел давно, но и прикасаться к еде не хотелось.
Возможно, логика мальчишки была примитивной. Он не понимал тех действий людей, приводящих их к цели, но путем преступления через остальных. Все равно, что убить человека. Зачем? Рано или поздно он умрет сам. По крайней мере Сьен не видел в этом никакого смысла. Потому что амнезия сделала из него практически чистую доску, на которой он сам себя писал. И будучи единственным существом своего рода в джунглях, он не имел конкурентов. Не было ни чувства зависти или корысти. В любом случае, мальчишка уж точно о таких, не вспомнил, когда очнулся.
Ну, или же предложение Василия о привязанности.  Это в принципе насильное изменение своего отношения к человеку.  Все равно сказать, что постарайся полюбить. Своего рода тоже бессознательное чувство, которое приходит со временем. Только Сьен, кажется, тоже не знает что это такое. А уж слышать от Василия это и вовсе нелепо. После того, что случилось. Мальчишка действительно привязывается быстро.
- Я... привязался к дому…
И что теперь? Ему тоскливо и неуютно на чужой территории. А если он последует совету Василия, то, что с ним будет происходить на острове? Поэтому Люсьен бы предпочел оставить себя неизменным, не привязываться ни к чему и никого не привязывать, чтобы его присутствие на острове и вовсе оказалось незаметным. Правда, после того, как Василий отозвался на его обвинение в неправде, оцелот все рано не стал думать иначе. Ему было тяжело с этого переключиться. Может он не замечал, но все равно продолжал лелеять маленькую надежду о возвращении. Быть может это вызвано изменением мнения советника. Мало ли сказал, чтобы угодить Люсьену. Хотя кто его знает.
В общем, слова советника о привязанности, мальчишку возмутили. И вместо предполагаемого положительного эффекта, дало абсолютно противоположный. Может, это когда-нибудь и произошло бы. Незаметно для самого Люсьена, но после того как советник упомянул про это вслух, да еще и настаивая ломать себя в отношении к нему, то Сьен вряд ли теперь сможет относиться к нему иначе. Организм может каждый раз выявлять в памяти эту фразу, заставив мальчишку замыкаться в себе.
Внутри Люсьна царило смятение… Он не мог воспринимать свое присутствие как  увлекательную поездку с неизбежным возвращением в родные края, из которых надо вынести массу впечатлений. Не сомневайтесь он уже вынес, за два дня, правда не слишком-то приятных.  Впрочем, как и в то, что застрял среди этого насилия до конца своих дней, он тоже верить не хотел.
Спина снова начала затекать, пульсирующая боль становилась сильнее и, Люсьен снова лег на бок, на этот раз, обернувшись лицом к советнику.
- Как и вашему острову…
Мутный серый взгляд скользнул по комнате, без особой цели. Может кот просо устал смотреть на закрытые глаза Василия, а может что еще. Но в любом случае, взгляд его остановился на Дэве, занимающем еще какую-то возвышенность.  Молодой человек был весь обмотан той же белой тканью. Особенно оборотня смутило наполовину замотанное лицо, точнее тот глаз, блеска которого мальчишка так и не увидел в подвале.  Люсьен передернулся, неприятный холодок пробежал по позвоночнику, что-то ведь было не так, но… что. Люсьен провел пальцами по собственной щеке, раны быстро заживали, чего нельзя сказать об остальных.

Оцелот не знал, что ему делать. Двигаться он был не в состоянии, а уснуть, не мог себе позволить. Только лежать? Можно было поразмыслить, предаться воспоминаниям, но внутри него зияла огромная дыра. Все воспоминания его напоминали чувства. Лишь запахи, ощущение прохладного ветра, ласковых волн и скользкой рыбы. Красивые пейзажи, открывающиеся с высоты птичьего полета, края водопада. Воспоминания, связанные с домом, навевавшие тоску, неприятные ощущения. А что касается тех воспоминаний, что он накопил за два дня на острове. О них вообще лучше не думать… Итого, оставалось тупо лежать, изредка, пусть и без охоты отвечать на вопросы Василия, видя в этом выгоду для себя. Постоянно отвлекаться от лезущих в голову мыслей, а так же не давать себе задремать.
- Я ведь тоже не отсюда...
Люсьен молчал. Он не знал, что должен ответить и как отреагировать на подобное. Он снова скосил взгляд на лежащего Дэва. На его повязку, на глазу. По спине снова пробежал холодок. Не хотелось думать, почему его замотали именно так.  Хвост оцелота нервно дернулся, опускаясь на ноги, признаться коту было немного неловко без одежды. Пусть он и закутался в ткань, но он не видел среди местного населения, чтобы кого-то держали в таком виде так долго. И где его одежда, в конце концов? А от такого близкого присутствия Василия, своя нагота еще и  обременяла. Он казался себе полностью беззащитным. Да еще и советник положил голову так близко с ним, что мальчишке пришлось отползти на край поверхности, чтобы отдалиться от мужчины.
Бросив очередной взгляд на Дэва, Люсьен поднял ладонь ко рту и снова начал тянуть ткань зубками.  После нескольких попыток, узел, наконец, начал поддаваться.
- Нет…
Ответ прозвучал глухо и как бы сквозь зубы, что логично, если кот был сейчас увлечен высвобождением собственного тела из этой ткани.  Хвост при этом уже начал стучать по деревянной поверхности все чаще, но кот не обращал на это внимание. Просто не нравилась ему вся это ситуация, положение, его беззащитность, ткань, от которой надо поскорее избавиться, но чем сильнее он тянул, тем туже стягивались слои, принося боль.
- Рррр – Люсьен перестал тянуть, почувствовав на губах привкус крови. Он бросил взгляд на повязку, которая окрасилась в алый цвет, туго облипая его ладонь. Затем перевел чуть прояснившиеся глаза, на пальцы, которые казалось, посинели от того, что их перетянули и начали затекать. Мальчишка чуть сжал ладонь, стараясь немного ослабить ткань, но особого результата это не дало, поэтому решив повторить попытки чуть позже, Люсьен снова  бросил взгляд на Дэва.
Снова заскользив взглядом по повязке, но не найдя логического объяснения такой перевязки среди своих скудных познаний, Люсьен тяжело вздохнул, при выдохе снова начав кашлять. Он ведь и смысла самой перевязке не видел. Для него лично подобное действие было совершенно лишним, раньше справлялся с ранами и теперь справиться. Но Дэв не он… это чувствуется не только по запаху, а также действиям. Лично сам Сьен не припомнит, чтобы он пил чью-нибудь кровь. Наоборот его мутило даже при мысли об этом. Правда это чувство пропадало, когда он откусывал рыбе голову, в тот момент для него кровь казалась безвкусной, но даже тогда удовольствия он все равно не получал. А вот Дэв, наоборот, пил ее с каким-то рвением. Странно. Однако и Василий не менее странный…его хвост.  Оцелот бросил взгляд на чешуйчатый хвост, который покоился на коленях советника. Люсьен не мог проделывать своим хвостом то, что делал Василий. Правда и не сильно-то разочаровывался по этому поводу.

Спустя неизвестно сколько времени Дэв, наконец, очнулся. Он уже не чувствовал какого-то затхлого запаха, который был в подвалах. Не чувствовал этот дурманящий аромат крови… Его собственной и кота. Все тело сковывала боль… Раны щипало, голова болела, хотелось застонать… От всего этого, и от ощущения собственной беспомощности. Потерял сознание… Какой позор, он, сильный вампир, потерял сознание!.. Вздрогнув, попытался открыть глаза. Ресницы слиплись, неприятное чувство заставило поморщиться и коротко, резко выдохнуть. До него медленно доходил смысл происходящего. Бинт на голове… Быстрое прикосновение ладони – и тихо, злобно зарычал, вспомнив, что было. Лишение драгоценного глаза и долгая… даже не схватка, а просто пытка того… Люсьена… Люсьена… Что это, это ты сделал со мной?!
Вскочив с постели и снова пошатнувшись, упав на кровать, осторожно, медленно, пробуя, открыл слипшиеся ресницами из-за засохшей крови глаза. Точнее, глаз, единственный целый глаз, на месте второго была пустота, пустота, больше ничего… Легкий холод, осознание, что его нет… потерял… Взор остановился на двоих, кто был еще в комнате. Василий, этот «длинноволосый гад», которого ненавидел, но в то же время уважал. Есть такая поговорка, или не поговорка, как лучше назвать… Если боишься – значит, уважаешь. Страха перед этим демоном, которого занесло тоже сюда, как и многих остальных, не было. Сейчас внутри все дрожало от необъяснимого чувства, которое было даже хуже, чем ненависть, вампир не мог его описать. Вот он, Василий Кертис. Сидит рядом с котом. Готов его чуть ли не на руках носить? Ах да, он уже их носил. Как еще он оказался в этой комнате. Черт бы тебя побрал. Сил не было, почти не было, но как хотелось встать и уничтожить их. За что? А за то, что попались под руку. Под сильную руку вампира, который снова встал, уверенно держась на ногах и сдирая к чертям эту повязку из ненужных бинтов. Она ничем не поможет. Тихо кашлянул – в горле пересохло. Уничтожить? Как жаль, сил не хватит. Ноги дрожали, готовые в любой момент подкоситься и заставить Дэва упасть с грохотом на пол. Ну что ж…
Опрокинул стол, пиная его. Губы искривились в злобной гримасе, алый рубин глаза светился яростью. Никто не ответит, никто!
- Что смотрите?! – прошипел он, наконец и заговорив. Вашу мать, вы… Подняв руки, вампир просто сжал их в кулаки, и резко отвернулся к стене, с криком ярости, боли ударяя ими в стену. Сил на эти ненужные удары дали гнев, это бешенство, безумство. Разрывающая боль внутри, физическая от ран, душевная, что теперь испорчен, лишен способности видеть полноценно, дрожащее тело, и холод, сковывающий холод, все же нехватка крови продолжала мучить его. Не удержавшись на ногах, рухнул. Рухнул… Как какое-то срубленное дерево, тут же просто прислоняясь спиной к стене, обняв руками колени и закрыв глаз. Задыхался, чувствовал головокружение, горел всем телом… Лихорадка? Кто знает… Дьявол… Как я хочу уничтожить этот дом… Любимый дом...
- Я еще устрою вам веселую жизнь. Мало не покажется. Хотя, тебе, Василий, и так плевать, что случится с твоим домом?! А не плевать, что будет с тобой?.. – с этим оборотнем, который отказывался говорить со мной, и сейчас разговаривает с тобой… Обида, досада, все чувства смешались, не давая определить, какие есть, какие присутствуют… Заслужил?.. Грудь разрывали рыдания, хотя плакал редко. Не помнил, когда это было последний раз. Его дух не сломать, он не девица. Не плакать. Он не хотел сейчас этого. Ему не нужны слезы, которые принесут еще и жгучую боль. Рана от вытекшего глаза, оставшиеся царапины не означают, что слез не будет. Две дорожки обязательно… Но Дэв сдерживался. Хотя… Даже сдерживаться не приходилось. Просто… Сухо. Лишь удушающая боль, заставившая вампира временно затихнуть, но не объявить перемирие… Почему они так «хорошо» относятся друг к другу. Васька меня теперь убьет из-за покалеченного котенка? Не страшно… Я тебя не боюсь.

Секунда, две, пять…Люсьен потерял счет.  По нижнему веку начала скапливаться влага,  глаза начало жечь от раскаленного гневом воздуха, надо было хотя бы моргнуть. Но не рухнет ли весь мир за это мгновение? На кота напало какое-то оцепенение, он продолжал взирать на светловолосого без какого-либо смятения. Он не чувствовал себя неловко. Виноватым? Что это за чувство? Люсьен, кажется, никогда и не задумывался об этом. Он не впадал в тяжелую задумчивость, не проводил вечера пытаясь понять свою природу и мир вокруг. Он просто двигался на ощупь, изучая и познавая естественные вещи по мере их появления в нем самом. Он как слепой котенок, либо же человек потерявший свет во тьме. Просто бродил по закоулкам своего сознания, открывая запертые им же самим когда-то двери, находя давно забытые вещи, сдувая с них накопившуюся за прошедшее время пыль. Часто для чего-то необходим был толчок, напоминание, и даже не просто намек, а что бы кто-то ткнул его носом. Ведь как говориться часто результатом большого шага вперед, является пинок сзади.
Однако что-то неприятно щемило внутри, под ребрами, в грудной клетке, тянуло, сжималось, пульсировало. Люсьен не мог разобраться в своих чувствах. Ему почему-то стало так неприятно, хотело впустить когти в себя и вырвать этот противный пульсирующий сгусток. Впрочем, находясь в опасной близости к этому маньяку, хотелось бежать, бежать, бежать… и это чувство перекрывало то нечто, что творилось у него внутри.
Легкое прикосновение к плечу, почти невесомое, но Сьена будто током ударило, он резко отстранился, ударившись плечом о стену и перевел испуганные глаза на Василия. Дальше опять последовало что-то непонятное. Его подняли и спрятали в …крылья? Люсьен притих. Любой, даже отрицательный опыт в жизни, все равно – опыт. В соответствии с ним, человек принимает решение в будущем. Как себя вести, как реагировать, как лучше поступить. А что делать тому, чьи познания в социуме являются нулевыми? Чьи логика и суждения практически примитивны, как и мировоззрение в целом. Слишком много информации, свалившейся на плечи мальчишки за последние два дня. От него  требуют невозможного, он не может адекватно реагировать на вещи, не понимая их сути. Не может поддержать разговоры, потому что не понимает, что от него хотят, да и желания говорить особого не возникало. Раньше он в этом не нуждался. Сейчас оцелот окончательно запутался, он терял свои ориентиры один за другим, оставаясь полностью беззащитным перед здешним населением, простым, выставленным на показ животным. Над ним можно легко поглумиться, позабавиться над невежеством. Тогда он мог полагаться на звериный инстинкт. Чем он собственно и занимался. Просто старался выжить, не вникал в суть разговоров, не пытался осмыслить что-то… Хотя нет, пытался. Но безуспешно. В данный момент он понимал, что находится в аду. В темноте, мечется между двух зол, ни одно, ни второе его не привлекает. Дэв, напугавший его своими действиями, нанесший ему такие увечья, от которых давно бы пора свалиться без сознания.  С другой стороны, Василий, который тоже сотворил такое, за что явно не пробудилось внутри никакого доброго чувство к этому человеку.. И что это вообще такое! Почему он так относится к Сьену после того, что сделал. Он унизил его, а теперь зачем-то пытается с ним разговаривать. Обещает ему защиту от Дэва? Честно, смешно. А кто защитит от тебя? Может это нормально для этих островитян, может у них такая манера поведения и они не видят ничего постыдного в том, о чем сам мальчишка и вспоминать не хочет. Однако чувствует нереальный дискомфорт, находясь все еще нагишом.  В любом случае, можно называть оборотня тупым, но он не понимает, почему все получается именно так. Все это, поведение Василия не укладывается в примитивное мышление жителя диких земель.
Частое бесшумное дыхание, вырывавшееся из чуть приоткрытого рта, ушки стояли торчком улавливая малейший шорох. Он понимал, что совсем рядом с ним стучит сердце его мучителя, причем сам он находится на коленях у второго такого же, ничуть не лучше первого. Мальчишка нервно сглотнул, аккуратно подлез под крыло и выбрался из странных объятий Василия, при этом успев ухватить и покрывало, чтобы не оказаться голым, прикрытым лишь бинтами.  Как только он сполз на пол, и чуть отодвинувшись подальше, обернулся… Встретился с пылающим алым глазом Дэва, который не отрываясь смотрел на него и замер. Лишь сильнее сжав тонкими пальцами покрывало, которое снова благополучно скрыло его тело от окружающих.
И все…
Он снова не знал, что ему делать. Почему он так смотрит? Что он хочет? Люсьен должен что-то сделать? Сказать? Что вообще нужно?  Как вот хотелось стать невидимкой и сделать вид, что он тут вообще не при делах. А в итоге получается, что мальчишка становится виновником неловких ситуаций, из-за того, что в меру своих скромных познаний, не соображает того, что хотят от него увидеть окружающие. А если он будет смотреть по сторонам, то выдаст свою растерянность, хотя и так она видна. Либо же могут подумать, что он ищет хоть какой-то подсказки. Хотя зачем оно ему надо, не понятно. В его понимании, это …как бы рыбка на вас смотрела, немо вопрошая как ей лучше лечь, чтобы вам было легче ее разделывать. Если он уткнется в пол…то, это наверняка приведет к неправильной реакции окружающих.  Если уйдет в другое помещение….
Люсьен бросил взгляд на дверь, которая была закрыта, единственная, что была открыта, вела в крытый водоем. В общем, какая разница, бежать и чувствовать себя хомячком в колесе, вроде бежишь, бежишь, а все на месте. Чудесно. Браво, Люсьен. Сам себе не угодил, тогда понятно, почему все на тебя кидаются.
Однако и находиться в полном смятении посреди комнаты, тоже не было выходом. Живой мишенью быть не хотелось, поэтому Люсьен снова отполз в угол, свернувшись там, проявил надменность присущую кошачьему племени, полагая, что подобным образом к нему потеряют интерес, если он не будет мозолить глаза, принялся зализывать рану на ладони.

Не нужно было сильно напрягать мозг, чтобы понять этих двоих. Уползающий кот, старающийся прикрыться покрывалом, выглядел действительно жалко, даже Дэв тяжело вздохнул. Вот только это не было состраданием к какому-то «бедному созданию», вытерпевшему столько всего. Хотя, я не знаю, что этот Васька сделал с тобой. Да и мне не интересно. Коснувшись бинтов на своем лице прохладными пальцами, Норай моргнул. Тупая боль уже не мучила его, а он и не заметил. Хорошо, когда все в порядке...
Взгляд вновь устремился на Сьена. Действительно, самый настоящий кот, который решил все же пофигистично отнестись к происходящему. Слегка наклонив голову, вампир внимательно следил за мальчишкой, который лизал свою ладонь. За попыткой казаться равнодушным или сильным часто кроется слабость. Не дрожишь? Ты рядом с двумя хищниками. Как и раньше думал Дэв - он не имеет права решать за него, мысли читать не умеет. В принципе, для жизни это и не нужно. Сейчас было бы шикарно уйти отсюда в тихое место, никого не видеть, не чуять запаха... Или все же человечка к себе поближе, даже эту служанку, принесшую непонятный сверток. Усмехнувшись уголком губ, вампир бы уже с удовольствием напал на новую жертву, однако взгляд Васьки, да и его голос заставили отвлечься от сладких мыслей о еде, о новом убийстве какого-то существа. 
Похоже, на данный момент спокойный Васька просил... или требовал... об одной вещи. Не разрушать дом? Да я его просто обожаю... И не надо осуждать мои желания. Оскалился и зашипел в ответ парень, злобно смотря на демона, после дернув головой и повернув ее в сторону. Боль. Резкая, но не настолько сильная, заставила поморщиться. Наверное, все же зря разорвал себе артерию на шее, но уже сделанного не воротишь. Проведя языком по пересохшим губам, Дэв косо посмотрел на Ваську в ожидании новых слов.
- Ты никогда не приглядывал за детьми?
Похоже, у того в голове все смешалось, да и вообще он свихнулся и пора было бы его уже в сумасшедший дом. За детьми Дэв точно никогда не приглядывал. Ну, может и присматривал... Кого-нибудь... А потом ел... Он уже не помнил. Легкое удивление от вопроса прошло. Вот только дальше Дэв вообще застыл, ошалевший, неотрывно смотря на этого чудака.
- Когда этот кошак поправится, будешь за ним приглядывать. А я буду приглядывать за вами. И не надо грубости...
Васька покачнулся, и Кордэва прищурился, насторожившись. Да нет, вроде он не угрожал. Только требовал. На правах Хозяина. Кинув быстрый взгляд на кота, Дэв тихо засмеялся.
- Василий Кертис, похоже, ты не понимаешь, что вампиры и оборотни жить вместе не могут. Они всегда были врагами. Вечными врагами. Ты и раньше меня просил позаботиться о нем... - указал на оборотня, фыркнув. - Видишь, как все получилось.
Сделаю, что попросишь...
Вспомнил. Он обещал.
Встав с постели и потянувшись, Дэв оценивающе посмотрел на Люсьена. Выполнить обещание, данное... Ваське... Этому демону. Послушаться? Наклонил голову вбок, кусая свою нижнюю губу в раздумьях. Расовая вражда. Сейчас все сознание вампира противилось тому, чтобы остаться здесь и ухаживать за этим несносным существом. И зачем он вспомнил про свои слова?..
Вздохнув, Норай сел обратно, после укладываясь на постели. Сдержу обещание и докажу, что у меня есть честь. Что для меня данное обещание - не пустое слово. Сволочь Кертис.
- Хорошо. Я не буду его трогать. - в том смысле, что есть, или убивать. - Буду сторожить. Кормить. Что тебе еще от меня нужно?.. - глупая ящерка?

Чудесно. Значит, работы его все же не лишат. Брюнет внимательно проводил взглядом советника, который скрылся в проходе помещения, примыкающего к комнате, в которой они все находились. Только сейчас врач обратил внимание на детали интерьера, точнее их неестественное расположение. Как не крути, но стол не должен валяться в углу. Лично для самого молодого человека, это было бы странно. Но он здесь не живет, да и влезать в дела, которые его совершенно не касались, не было никакого желания. Он пришел сюда, оказать медицинскую помощь.
Приставив трость к стулу, брюнет аккуратно расстегнул пуговицы своего френча и положил его на тот же стул. С чемоданчиком он расставаться не спешил, тем более что именно там лежат все необходимые ему вещи. Магию руками творить он не умеет, остается наедятся, что советник не очень привередлив в этом плане. Что не станет его прогонять, если увидит, что он использует немного иные методы, нежели наложил руки на раны, сказал пару волшебных фраз и вуаля, даже самые тяжелые раны заживают моментально.  Ну не обладает он такими чудотворными способностями, зато наделен пытливым умом, а так же способностью к алхимии. Он любит изобретать нечто свое, насколько ему известно большая часть островитян не наделена магическими способностями или способностями к самоизлечению, регенерации,  а на всех целителей не запасешься.
Еще раз окинув взглядом блондина, прикидывая весь объем работы, врач вышел вслед за советником. Вторая комната больше походила на большую ванную комнату. С небольшим бассейном посередине. Вот это условия…и не скажешь, что здесь может находиться невольник, если бы только эта комната не располагалась в подвале, да еще и на таком расстоянии от выхода, что последний вряд ли получится легко найти.
Советника он нашел сразу. Василий сидел на корточках около какого-то юноши и что-то ему говорил. Брюнету на секунду показалось, что он его даже уговаривал.  Молодой человек бесшумно усмехнулся, поправив очки, стеклышки которых блеснули, отражая свет от воды, подошел чуть ближе.
Судя по всему, этот юноша тоже пациент. Выглядел он, честно говоря, не важно. На вид щуплый, заторможенный, как доктор брюнет бы мог предположить, что его напичкали наркотиками, уж больно отрешенный у него взгляд. Но помимо этого в больших глазах читалось и многое другое, боль, испуг, усталость, тоска, вообще затравленный вид. Вспыхнуло ли внутри доктора сочувствие? Ни на грамм. Брюнет вообще не испытывал никаких чувств к своим пациентам. Возможно, просто хотел оградиться от чужой боли, а может ему реально было все равно и единственное сочувствие, которое и могло быть, то только к себе, по поводу предстоящей работы.
Скользя взглядом по хрупкому телу мальчишки, брюнет отмечал все повреждения, которые мог увидеть со своего места, как, впрочем, и в первом случае. Его удивило наличие кошачьих ушек на голове мальчишки, стало быть, оборотень. Но что-то с ним все равно было не так. Может Василий, забыл ему что-то сказать…или предупредить? В любом случае, врач не спешил подходить, его глаза скользили от порванного уха, по щеке, где уже зажили раны, на плечи, бинты, которым был обмотан весь торс мальчика, и которые уже пропитались кровью.
- Вы… Он с вами не ладит?
Озадачено спросил молодой человек, сдвинув брови к переносице. Хорошо, что вовремя поправился, сказал бы он фразу иначе и любой эгоистичный толстосум налетел бы на него с криками, что это не он не ладит, а с ним не ладят. Все же даже во фразах приходится расставлять приоритеты. К тому же такое обилие ран у мальчишки, причем не раны от когтей как у блондина. Сам-то он себя точно изувечить не смог. Хотя кто его знает. Одна ладонь так же была забинтована, а на второй зияла большая колотая рана.

Брюнет, честно говоря, не ожидал ответа. Он на нем не настаивал, да и вопрос можно отнести к тому типу, что случайно вырвалось. А чтобы скрыть свою несдержанность, молодой человек мог бы потом назвать его риторическим, если, конечно же, словил бы упрек в свою сторону, по этому поводу. В конце концов, его позвали сюда, чтобы он показал свои медицинские способности, а не копался в причинах представшего перед ним результата чьей-то деятельности, пусть даже и самого советника. Однако ответ он все же получил…
Выслушав про сквозную рану от кинжала, врач глубоко выдохнул через нос, как бы подводя всему итог. Работы тут оказалось не мало, хотя внешне мальчишка выглядел так, будто уже получил медицинскую помощь, а теперь оказывается, все переделывать придется.  Но ладно, ничего уж тут не поделаешь, развернуться и уйти? Не думается, что мальчишка заслужил такое безразличие со стороны брюнета, да и сам доктор никогда от работы не отказывался. Особенно он любил, когда ему «развязывают руки», мало ли какие пациенты попадаются?
Молодой человек так же приметил слова советника, по поводу того, что паренек будет против того, если его будут раздевать. Логично, кто бы был не против, а этот и вовсе волчонком на всех смотрит, другими словами, что-то в нем все же было не так. Как бы не получить неадекватного пациента. Да и врач понадеялся на находящегося рядом советника. Хотя, что тут надеяться, если он сам не знает как с ним ладить.
- Милые ушки…
Брюнет поставил свой чемодан в нескольких шагах от мальчишки, чтобы дать тому личное пространство. Не факт, что он вообще к себе подпустит, если выглядит таким затравленным. Врач продолжал смотреть на кончики ушек, которые подрагивали, когда парень начинал кашлять. Вообще кашель – не очень хорошо, кто знает, как давно он кашляет, по какой причине и не схватил ли воспаление легких.
- Ладно…
Наконец вымолвил брюнет, ставя точку своим измышлениям, пора бы уже и к работе приступать. Продолжая рассматривать мальчишку, врач ловко расстегнул манжеты рубашки и закатал оба рукава, чтобы было удобнее работать, затем подойдя к небольшому бассейну, окунул руки в воду и, пока вода не успела стечь, хлопнул в ладоши. Тут же ладони озарились золотистым сиянием, обволакивая руки доктора прозрачной пленкой, через какое-то мгновение искорки исчезли и все, вроде бы, выглядело как прежде.  На самом деле, это залог стерильности действий врача, не хватало бы еще в открытые раны занести какой-нибудь заразы. Сам молодой человек не понимал тех докторов, что могли себе позволить работать, даже руки не помыв.
Подойдя к чемоданчику, брюнет быстро открыл его, доставая небольшой пакетик с веточкой какой-то травы. Распечатав его, он присел в паре шагов от мальчишки и кинул ему эту веточку. На самом деле эта была кошачья мята. Брюнет ни в чем не был уверен, но почему бы не попробовать, раз уж он имеет дело с котом, ну, в каком-то роде. Бросил он ее специально, если бы он сидел и протягивал ее мальчишке, никакого эффекта могло и не быть, парень бы просто посмотрел и не найдя в ней ничего интересного, бросил бы это занятие, а брать в руки не стал из простой осторожности, даже если она так замечательно пахнет. А понадеявшись на  реакцию оборотня, что паренек все же поймает веточку, то она уже будет у него в руках, и тогда можно будет поздравить семя хотя бы с несколькими минутами спокойной работы.