Что называется, сделал – не подумал. А не подумал Люсьен о реакции мужчины на такое вот движение. Хотелось двинуть ему по голове, чтобы он отрубился и прекратил свои грязные домогательства. Но чтобы тогда стал делать Люсьен? Лежать и ждать, пока их кто-нибудь не нашел?  Стыд-то какой. Да еще и в такой позе. Ну или пока советник не очнется и…и что тогда? Ладно, зачем думать о плохом, раз оно все равно не случилось. Лучше посмотреть на настоящее. Оказалось,  это своеобразное сопротивление Люсьена было для Василия как слону пончик. И тогда то, о чем Люсьен и думать побоялся, могло наступить намного раньше. Ведь советник не потерял сознание…
- Ах …
Тихий всхлип и глубокий выдох. Неприятное жжение на бедре, наверно и следы зубов Василия. Больно. Но терпимо. Только и приходится – терпеть. Пока этот ненормальный маньяк не наиграется с его телом как с игрушкой. Маньяк. Давно Люсьен не применял к нему такого определения. Возможно, стараясь забыть ту ночь, он положил в ящичек не только воспоминания, ощущения тела, но и мысли, и чувства что тогда испытывал. А теперь  этот ящичек снова открывают, выпуская на свет все то, что Люсьен с удовольствием и трудом подавил в себе, пусть и за такое короткое время. У Василия есть ключ от него.  Жаль не отобрать.
Прикосновение к низу живота. Будто с ним разлилось щекочущее тепло, заставившее мальчишку вздрогнуть. Возможно, ему было приятно, но из-за своей напряженности и концентрации он не замечал этого… Слова Василия по поводу того чтобы он не сопротивлялся, казались абсурдными. Как он может подчиниться и лежать спокойно, если с ним такое вытворяют. Он бы это еще сказал, занося мясницкий резак над головой, чтобы Сьен перестал бегать от него по комнате.
- Ммм – подавленный стон, заглушенный в горле. Не стоило мужчине касаться его члена, зачем он это делает? Люсьену снова стало стыдно и за то, что к нему так прикасаются и за чуть не вырвавшийся в стены кабинета стон.
Требование советника. Слова не прозвучали как требование. Может приглушенный охватившим чувством Люсьен не расслышал все, то ли увлечение созерцанием оцелота в такой пошлой позе смягчило тон Василия. В любом случае, угрозы он не услышал. Зато отчетливо услышал несколько слов, так же разделив предложение на нужные для себя части.
Бить Василия? Люсьен в раздражении оттолкнул его руку от себя. Ударил, так получилось. Не понравилось? А Люсьен все это время радовался, когда истязали его тело?
В противном случае, его накажут.  Звучит так, будто в данный момент он этим и занимается. Наказывает, за то, что он оттолкнул его руку? Демонстрирует, что с ним будет, если он убежит из поместья? Так это и есть его наказание? С ним так поступят, если он сделает что-то неугодное Василию. Это уяснили. Тогда почему ему не разрешают делать так же, если советник делает что-то, что не нравится Люсьену? Путаница какая-то. Что отличает Люсьена от Василия здесь? Покажите разницу.
И последнее…слова «понял», вкрадчиво произнесенное, с легким нажимом. Люсьен стиснул зубы, эх показал бы он, как он относится к подобным требованиям. Двинуть бы коленями по голове советника…
- Ннн... – оцелот зажмурился, чувствуя как тонкие пальцы сжимаются на члене. Облизав пересохшие от волнения губы, вздрогнул. Такое прикосновение к головке вряд ил оставит кого-то равнодушным. А особенно оцелота, чувствительность у которого была очень высока, так что в общей сложности все у него закончилось бы очень быстро, если бы он не сдерживался и не сопротивлялся, стараясь не обращать внимание на манипуляции советника, чтобы не поддаться его возбуждению, которое медленно, но верно заполняло воздух в комнате.

Ладошки мальчишки сжались в кулаки. Он не хотел выпускать когти, так как пришлось бы заново перематывать эту белую ткань на ладонях. А значит, Василий проведет лишнее время с ним наедине, чего кот никак не мог желать. Да  они и так болели, но кот все равно мог не сдержаться. Трудно сдерживаться, когда с твоим телом творят такое.
Жарко выдохнув, чуть прогнувшись в спине, Люсьен вскинул взгляд на потолок. Правда он ничего не видел, ничего не замечал, потому что был полностью поглощен своими ощущениями, стараясь как-то притупить их в себе, чтобы то тепло, которое разлилось внизу живота от поцелуя не стало расползаться и дальше. В комнате становилось душно, а может быть, так просто показалось, но тело Люсьена определенно начало гореть, от разогнавшейся в нем крови. Спасибо все еще работающему сердцу.
Снова перехватив ткань, которой связали его запястья, Люсьен постарался…нет, не подтянуть себя, как пробовал в прошлый раз. Это уже не пройдет, сил не хватает, да и советник куда быстрее него и заметит эту попытку, как и прошлую. Он хотел порвать ее, коготками. В конце – концов, это всего лишь ткань, ее можно было порезать.
- Ммм – Люсьен прикусил губу и отвел взгляд. Ему было неприятно, что Василий так его держит, а теперь, когда он подвинул ногу, то вовсе сделал Люсьена открытым перед собой.  Да еще его рука, терзающая его плоть. Нельзя оцелота так трогать, иначе случится то, за что ему будет очень стыдно.
Поникшие ушки Люсьена дрогнули. Зрачки чуть расширились и, он опустил испуганный взгляд на Василия. Не надо там трогать. Воспоминания тут же нахлынули, напоминая как ему было больно в прошлый раз и от этого что-то жалобно заныло в животе. 
- Н-нет – слабый выдох. Что это было? Реакция тела? Подсознательное желание что бы он не продолжал? Послушал? Как бы не так, Василий так и продолжал терзать плотно сомкнутое колечко, от чего Люсьен напрягался еще сильнее, так, что казалось, будто в него не войдет вообще ничего.
Но правильное слово казалось. В комнате раздался резкий вскрик, зрачки Люсьена сильно сузились, сам он прогнулся, почувствовав резкую боль в кольце. Мышцы разошлись с тянущей большую пропуская что-то внутрь. Он замер на какой-то миг, пытаясь заставить себя сделать вдох. Что у него получилось в скором времени. Только снова опустившись полностью на стол он сжался, чувствуя как мышцы плотно облепили палец, начал дергаться, вырываться стараясь вытолкнуть из себя нечто чужое, то чему там находиться вообще не положено. Соскочить с него.
Как раз в этот момент раздался треск ткани, он все-таки зацепил когтями узел, пока дергался, но получилось порвать только половину ткани, поэтому как не досадно, но кот был все еще привязан к столу. Но он же мог попробовать изловчиться и достать второй раз, либо же продолжать дергаться, тянуть руками, чтобы ткань сама порвалась.

Как бы Люсьен не старался, но избавить себя от постороннего вмешательства у него не получалось. Он старался назло Василию сжаться как можно сильнее, чтобы тому было трудно двигаться внутри, или, что еще лучше, почти невозможно. Однако результата он не добился особого.
Нервно сглотнув, он продолжал, тяжело дыша, чувствуя, как Василий надавливает на стенки, часто задевая такие точки, от которых непроизвольно сжимаешься. Как кнопка, на которую нажимают и по телу разливается странная волна ощущений, мурашки бегут по позвоночнику, но становится приятно. Хочется отпрянуть, но после каждого прикосновения, начинаешь ждать, когда он снова случайно заденет тебя.
Стоп!
Не о том сейчас думает Люсьен. Ему надо быстрее дорывать ткань и бежать отсюда, не забыв прихватить с пола бриджи. Негоже ему бегать голым, ну правда можно превратиться в оцелота, только хватит ли ему сил. Точно! Попробовать превратиться в оцелота, прекрасная мысль, вряд ил Василий станет проделывать такое с животным, да и бить его никто не будет. Хорошая мысль, да поздно уже. Василий частично находится внутри него, как это отобразится на Люсьене, если он превратиться? Не хотелось экспериментировать, тем более на своей шкуре…
- Расслабься…
Люсьена будто водой холодной облили. Грубый тон, не терпящий возражений, оцелот вскрикнул, почувствовав боль от удара на бедре, от чего непроизвольно сжался, само собой, сомкнув тугое кольцо вокруг пальца Василия. Правда, Василия это ни капли не смутило, он продолжал свои действия, не забыв и про член оцелота. Лучше бы он про него забыл. С каждым движением, внутри него или прикосновением к члену, он чувствовал как тепло внутри него собирается в теплый пушистый комок, постоянно увеличиваясь в размере, мягко струиться по всему телу, от кончиков поникших ушек до пальцев.
- Ммм – снова подавил стон в горле, почувствовав резкие движения внутри и новую волну неприятной тупой боли в мышцах, уже от второго пальца. Василий замер. Отлично, зато теперь мы можем подергаться. Люсьен снова начал уворачиваться, стараться вытолкать из себя пальцы Василия. Пушистый хвост, снова взметнулся вверх, ударив руку Василия ту, что лежала на члене, убирая ее и прикрывая интимную часть тела. Руки, которые уже начали затекать от ткани, которая пережала его запястья, снова дернулись в попытке высвободится, что в общем-то вскоре и получилось. Наконец раздался приятный уху треск ткани и Люсьен резко поднял руки, но вместо того чтобы набросится на Василия, пусть даже со связанными руками, он прикрыл лицо. Спрятав лицо в ладошках, чтобы Василий его не видел. Хотя может быть это было ошибкой, надо было срываться с места, бежать куда-то…а у Люсьена сыграло чувство стыда, нежели чувство самозащиты.

Как же так можно. Обращаться с людьми вот так. Казалось, что все, что делал советник, вообще было противоестественно.  Но может, Люсьен на этом острове со своими нравами и казался дикарем? Что подобные действия это абсолютно нормально? Абсолютно нормально для этого ненормального острова.
Люсьен вплел пальцы в пепельные волосы, грубо сминая локоны, зажимая их в кулаках. Он только радовался, что мог скрыть хотя бы выражение лица от Василия. Просто он не хотел, чтобы его видели. Тогда ему будет стыдно вообще смотреть на советника, ведь каждый раз он будет вспоминать об этом. А это неприятно. Хотя… Все само собой забывается, но некоторые воспоминания колят и довольно больно. Тогда состояние твое становится подавленным, а тоскливые и ужасные мысли не хотят уходить из твоей головы, хоть на стену лезь.
- Ах – жарко выдохнул в ладони. Хвост оцелота не стал помехой рукам Василия и им прикрываться все равно, что листочком с дерева во время бури. Но хоть какая-то защита. Пусть и была недолго и вот пальцы советника снова легки на напряженный член мальчишки. Пальцы второй руки тем временем продолжали неуклонно растягивать мышцы кольца, двигаясь, задевая простату, от чего Сьен вздрагивал каждый раз.
- Больно…
Но советник эту боль так мастерски смешивал с чем-то еще, что Люсьен начал теряться. Когда он задевал его, было неприятно, больно, но затем прокатывала волна удовольствия, маленькая, незаметная, но все же была. И с каждым разом все четче, привлекая внимание оцелота больше, чем болевые ощущения, на которые все равно приходилось отвлекаться. Такие легкие импульсы не сравняться с неприятными ощущениями, они как легкая пелена лишь прикрывает их на время.
Легкий поцелуй на шее, жаркое дыхание, заставившее волну мурашек пробежать по позвоночнику. Люсьен был в смятении, он не мог разделить свои ощущения на хорошее и не хорошее. Может, где-то и было приятно, но это перекрывала боль и отвращение к близости этого человека, если не к самому человеку.  Оцелот двинул локтем, прикрывая шею, чтобы Василий больше такого не делал.
- Мммм – новый вскрик, от очередного пальца. Уже три. Люсьен и не подозревал, что столько в него войдет. Это так много. Больше уж точно не сможет, Люсьен чувствовал как тесно им, как стенки облепляют их со всех сторон.
Оцелот глубоко дышал, стараясь успокоить бурю, вращающуюся внутри живота, которая на секунду помедлив, начала спускаться по спирали вниз. Не стоило Василию трогать член. Люсьен слегка подрагивал, сжался, стиснув Василия бедрами, частое дыхание стало рваным, глубоко дышать не получалось. Но нельзя было позволять себе взорваться, угождать советнику он не собирался.

Очередной рвущийся из горла всхлип. Люсьен чуть сдвинул ладошки, зажимая рот. Отрешенный посеревший взгляд слепо смотрел в потолок. Хотелось бы вот взять свои чувства и все разом отключить, превратиться в куклу, за которую тут наверно Люсьена и считают, забыв о том, что он человек, со своими желаниями, мечтами и чувствами. Раз Василий позволяет себе такое обращение, наверно так он и думает. Или же взять за пример то, как он постоянно таскал его с места на место или передвигал как предмет. Может быть, его тут воспринимают за трофей, привезенный из диких земель? А то, что он тоже человек в расчет не берут. Хотят, чтобы он жил по их правилам, не принимая во внимание, что у него, возможно, тоже была какая-то культура. Своя, маленькая культура Люсьена… Заставляют выполнять требования, вот такими ужасными способами, которые можно посчитать за аргумент перед которым Люсьен рано или поздно сломается и будет покорно следовать за их дудкой. Это печально, но непонятно. Если им не нравится такой Люсьен, зачем его переделывать? Нет, не так… Зачем его переделывать, если он скоро вернется домой. Вряд ли животное привыкшее к постоянной кормежке и замкнутому пространству, сможет охотиться, если его выпустить в большой лес. Разве их изменение в сознании оцелота не помешает ему существовать в землях как прежде?
В такие моменты, слепо блуждая взглядом по потолку, больше всего хочешь вернуться домой. Представить скалу, водопад и пещеру за ним, где влажные камни, нависают над тобой, а не человек, полный желания тебя унизить.
Резкий хлопок вывел Люсьена из этого отрешенного состояния. Пару раз моргнув, он перевел взгляд в сторону, откуда послышался звук. Но там никого не было, только закрывающаяся дверь и блеснувшие в полутемном коридоре серебряные нити. Или волосы?
Сердце оцелота гулко забилось, он резко перевел взгляд на Василия, в очередной раз вздрогнув от неприятного ощущения внутри себя, но такое чувство, что Василий вообще ничего не заметил. Может ничего и не было? И Люсьену просто показалось? Его глупое сознание сыграло с ним злую шутку, подав ему на блюдечке с голубой каемочкой один из его страхов? Или их и вправду кто-то видел? Люсьена…на этом столе в такой постыдной позе. На глаза наворачивались слезы, он в очередной раз всхлипнул от новой волны мурашек. Чувство стыда свело на нет все те слабые импульсы, от которых ему, как ему показалось, было приятно. Он все еще прикрывал ладошками рот, а потускневшие серые глаза поблескивали из-под полуприкрытых ресниц, глядя, как Василий развязывает пояс.
Сердце начало замирать при ударах, а нервы напряглись до предела. В комнате летало напряжение, настолько плотное, что Люсьену казалось, будто он ощущает его кончиками ушек.
- Аааа…
Люсьен прогнулся в спине, из глаз брызнули слезы, зрачки закатились, из приоткрытого рта вырывалось шумное дыхание. Связанные руки мальчишка прижал к груди, боясь выпустить их в себя, он специально убрал их от лица. 
- Большой…
Люсьен чувствовал, как что-то заполнило его изнутри. Это уже точно были не пальцы, пульсирующая плоть. Словно от этой пульсации расходилась боль, от кольца мышц, тупая, тянущая, долгая. Тут уж все равно будет больно, поудобнее не ляжешь. Теплая ладонь на члене, вывела мальчишку из своеобразного оцепенения, хотя Люсьен, возможно, пожелал бы остаться в нем.

Люсьен вздрагивал, ощущая толчки внутри себя. Дрожащие от напряжения руки он все еще прижимал к себе, на удивление беспристрастно поглядывая сквозь полуприкрытые ресницы. Слезы скатились по фарфоровым щекам, оставляя за собой две солоноватые дорожки. Похоже, он все еще находился в неком оцеплении, стараясь привыкнуть к Василию внутри себя и к боли, которая пульсируя, распространялась по всему организму. Даже боль в спине казалось не такой сильной, да и вообще затмевалась под натиском новой.
На мгновение, дернув руками, почувствовав хватку на запястьях, Люсьен резко перевел стальной взгляд на Василия. Чего ему еще надо? Они и так связаны. Надо было кинуться на него, а не переживать из-за своего вида.  Сомкнуть тонкие пальцы на этой шее, перекрывая ток воздуха, а то и вовсе впустив туда когти, чтобы он захлебнулся собственной кровью.
Конечно, ничего такого оцелот бы не сделал. Убить не ради еды? Для него - не нормально. А убить единственную свою надежду вернуться домой. Можно воспринимать все это унижение как плату за перевозку. Но разве Сьен просил привозить его на этот остров? Нет.
Стиснув зубы, Люсьен нехотя приблизился к мужчине. Было неприятно. Но положение заставляло. Василий перекинул его связанные руки через свою голову, так что мальчишка теперь буквально обнимал его. Зачем? А та поза не устраивала? Не хотелось чувствовать его близко, слышать, как быстро стучит его сердце, ощущать обжигающее дыхание у себя на коже, чувствовать его запах, хотя признаться, он был приятным. Пахло ванилью.  А когда-то Люсьену очень нравился запах ванили, жаль, если он возненавидит его из-за этого человека.
- Ммм – резкий толчок. Вошел глубоко. Люсьен зажмурился, стиснув зубы и сжав руки в кулаки, бедра его неосознанно стиснули талию мужчины, стараясь закрепиться, а может быть просто по инерции из желания Люсьена сжаться, забиться в какой-нибудь угол или вообще исчезнуть. При каждом движении, Люсьену казалось, что его рвут изнутри, там было больно. Мышцы не успевали пропустить первую боль, как приходила новая. Кончики поникших ушек подрагивали от напряжения. Хвост обвился вокруг ноги, скользнув по боку Василия мягкой шерсткой. Кажется, Люсьен весь напоминал комок нервов, лучше к нему не прикасаться.
- Ах …
Странное скользящее ощущение на члене. Но руки Васека сейчас стискивают бедра, да так, что синяки останутся, тогда что это?  Тихий всхлип от новой боли. Скорее всего, это его хвост, скользит, царапая нежную кожу Люсьена своими чешуйками…
- Перестань…
Люсьен впился когтями в спину Василия. От таких ощущений, возбуждение внутри него нарастало с еще большей быстротой, угрожая вылиться в не очень приятные последствия.

Толчки становились все резче и жестче. Волны, накрывавшие оцелота с головой, заставляли захлебываться, задыхаться, ловить губами воздух.  Изредка выпуская его вместе с тихим стоном, который Люсьен уже не мог подавить в себе. Соленые капли так и продолжали стекать по щекам, капать с подбородка, как естественная реакция организма на то, что делают с его телом. От боли? Или все же унижения, которое испытывал Люсьен, чувствуя, как с каждым новым толчком его опускают все ниже и ниже, как втаптывают в грязь его самооценку, которую он так бережно отряхивал после прошлого раза, стараясь найти оправдание своей беспомощности. А теперь все повторилось.
Разве это нормально? Пора бы уже заканчивать думать о ненормальности острова и здешних обитателей. Здешние устои не подходят Люсьену, он тут лишний, он не от сюда, он с диких островов, где никто никогда не покушался на его достоинство. На жизнь – да. Но никто не думал совершать с ним такое.
Тихо всхлипнув, почувствовав, как его приподнимают, Люсьен зажмурился, уткнувшись лбом в плечо Василия. Голова стала тяжелой, может от напряжения, может от изобилия крови ударившей в мозг, но ему казалось, что все вокруг завертелось. Может, так оно и было.  Спина на секунду перестала болеть, потому что он больше не терся об поверхность стола, сопротивляясь Василию. Теперь он сидел. Но отчетливо чувствовал Василия внутри себя, кажется, он его не покидал.
- Ах… – новый всхлип, сильные пальцы сомкнулись на нем, приподнимая и резко опуская на член.  Он слегка прогнулся, чувствуя дискомфорт в пояснице и позвоночнике, стало невероятно тяжело, хотелось лечь. Но Василий продолжал неустанно опускать его на себя, вызывая все новые и новые волны были. Казалось, он вообще перестал реагировать на всхлипы мальчишки, уткнулся в его плечо, покусывая шею, хвостом тем временем продолжал царапать кожу члена Люсьена.
Он чувствовал это неприятное покалывание,  чувствовал, как головка члена грубо трется об простату, увеличивая все ощущения в несколько раз и самое обидное, чувствовал, что его собственное возбуждение никуда не уходит, наоборот стекает вниз, приближаясь к той самой грани, на которой оцелот уже не сможет себя сдерживать.
Легкий поцелуй? Люсьен прикусил губу Василия, но тот так быстро отстранился, что мальчишка не успел прокусить ее. Жаль. Однако кровью все равно запахло. Из глаз снова брызнули слезы, Сьен вскрикнул, ужасное жжение внутри, неужели он не зажил. Прошло два дня, но регенерация его не так хорошо работала, как раньше. Когда Василий входил, ничего такого не было, может из-за смены положения и участившихся жестких толчков? Или что это еще?
Оцелот глубоко дышал, взгляд помутнел, сознание металось, выбирая из широкого выбора, на чем сконцентрироваться. На боли внутри или же на члене, который сейчас терзал Василий своим чешуйчатым хвостом, ускоряя приближения того, чего Сьен никак не желал.

Жаркое дыхание вырывалось из чуть приоткрытого рта, глаза вовсе помутнели, кажется, та часть сознания отвечающая на сосредоточенность и концентрацию отключилась, и кот просто плыл по течению, окутываемый потоком ощущений, что захватывали его тело. Боль, острым импульсом распространялась от кольца, по всему телу с каждым резким толчком, при которым Василий заходил все глубже и глубже, терся об стенки тесного прохода, от чего по телу следом прокатывалась новая волна более приятная, от нее мурашки бежали по позвоночнику, а дыхание перехватывало. Глаза оцелота в сладкой истоме поблескивали в полумраке комнаты, влажные от слез, все так же казались отрешенными, будто кот смотрел куда-то внутрь себя. Что в принципе и было правдой. Он не мог разобраться. Вскоре ощущения настолько смешались, что он не мог определить, четкую грань между ними, за болью шло удовольствие, за удовольствием - боль. Когда одно сменялось другим, Люсьен не замечал. Мышцы потихоньку расслаблялись, позволяя Василию легче входить в него, но сам Люсьен ему ничем не помогал. Много чести.  К тому же вытекающая кровь стала смазкой, и это тоже помогало Василию.
- Мммм – томный стон, сорвавшийся с губ оцелота, разбился об стены кабинета. Он просто дернулся от очередного глубоко проникновения, из-за чего сам наткнулся какой-то точкой на головку члена. Тянущая волна сладкого удовольствия вспыхнула на мгновение и вновь погасла, заглушаемая болью от нового толчка. Но сердце, будто заведенное ударом тока от этого ощущения колотилось как ненормальное. Люсьен с трудом сглотнул. Что это было, он не понял. Но было приятно.
Возбуждение самого Люсьена рвалось наружу, но оцелот пока все еще мог сдерживать себя, хотя то ощущение заметно подтолкнуло его к той грани, но тем не менее. Хвост, что сейчас царапал его член, немного отрезвлял, хотя тоже продолжал методично подталкивать Сьена к логическому завершению. Оцелот даже смотреть не хотел, это жестоко так обращаться с ним, чешуйчатым хвостом, касаться нежной кожи. Но остается надеяться, что если его и повредят как, то это быстро заживет и, то кровотечение, которое пришлось Василию как раз кстати быстро закончится. Хотя кто знает.
Вот теплые губы советника снова коснулись кожи шеи, плеча, обжигая дыханием, пальцы, что стискивали его до синяков, приподнимая и опуская на член, заскользили по спине, так что мальчишке пришлось прогнуться, стараясь отстраниться от них. Вот они проскользили по пояснице и легки ниже, сжимая Люсьена, вырывая из его горла очередной томный стон и позволяя Василию, охваченному страстью и желанием с еще большим остервенением вбиваться в мальчишку.

Новый стон, сорвался с влажных губ мальчишки. Движения Василия стали такими быстрыми, что все ощущения перемешались, как взбитый коктейль, в котором есть всего понемногу. По - одиночке эти ощущения можно было уловить, но в своем целом они составляли тот реагент, из-за которого нежеланный взрыв произойдет куда раньше.
- Мммм – Люсьен прикусил губу, он зажмурился, стараясь сдерживать себя и заодно, чтобы не видеть возбужденного лица советника. Он даже уткнулся лицом в его плечо, ибо самому было стыдно и не хотелось, чтобы видели его. Тонкие пальцы вплелись в черные мягкие локоны, сжимая их в кулаках и немного потягивая вниз.
Возбуждение внутри оцелота уже казалось, почти достигло предела, нужно совсем немного времени, чтобы все это закончилось. Закончилось? Нет, не правильно. Ничего не закончится, если он не сдержится, балом ведь тут правит советник. Люсьен может и задрожит в его объятиях, но тот все равно не остановится и кто его знает, сколько будет продолжать. Пока не кончит сам? А если он захочет больше одного…
Запах крови в комнате был невыносим. Если сосредоточиться, то можно почувствовать боль и неприятное жжение, когда Василий трется об проход или же внутри него, но зачем? Зачем этим заниматься, если в данный момент все новые и новые волны, которые так любезно вызывает мужчина, перекрывают эту боль. Надо прямо-таки радоваться моменту. Потом, когда он будет отходить от этого состояния, он прочувствует все сполна. Эйфория ведь не длиться вечно.  Эндорфин, природный анальгетик, на который рассчитывал Люсьен тоже не длиться вечно, да и у Люсьена появилась неприятная мысль, что при таких обстоятельствах, не кончится ли это соединение в его организме?
- Ах…
Люсьен открыл глаза. Руки Василия скользнули по начавшей побаливать пояснице, выше, поддерживая его и одновременно опуская на пол. Неприятное жжение в спине при соприкосновении с ковром, но ничего больше. Тускло поблескивающий в полумраке взгляд уставился на Василия. Сердце, что так учащенно билось, казалось, отстукивало от пола, отдаваясь в ребрах. Было неудобно, мышцы начали побаливать из-за такой интенсивной работы, кровь, разогнанная до предела уже кипела в венах, подогревая возбуждение оцелота.  Василий просто захотел сменить позу…
Пара секунд передышки и новый подавленный стон, чуть не слетевший с губ мальчишки. Он было хотел прикрыть рот руками, как в прошлый раз, но только сейчас обнаружил, что Василий прижал их к полу над головой.  Дернув на всякий случай руками, наивно предположив, что может быть, он их отпустит, Люсьен снова вскрикнул от толчка. Сильнее стиснув талию мужчины бедрами, оцелот отвел взгляд. Прикосновение губ к шее, оцелот отвернулся, чтобы не смотреть на Василия. Но как назло, его черные волосы, каскадом заструившиеся с плеч, поблескивая в полумраке, стали своеобразной занавесой, огораживающей его от расплывчатых предметов комнаты. Они спадали на грудь, живот Люсьена немного щекоча, шею, от них приятно пахло ванилью. Неужели этот запах теперь будет ассоциироваться вот с такими воспоминаниями.

Все должно было скоро закончиться. Напряжение, что летало в воздухе, достигло своего предела. То же происходило и с самим оцелотом. Как бы он не старался, как бы не пытался себя успокоить, он не мог сдерживаться вечно. К тому же, держать все в себе было больно, сопротивляться желанию было больно и легче было поддаться. Всхлипнув от нового толчка, оцелот почувствовал теплую руку на своем члене. Он даже был рад, ибо чешуйчатый хвост, наконец, соскользнул с него. Правда, Сьен бы был куда больше рад, если бы его вообще не касались, но разве это возможно?
- Ах…
Резкий толчок и Василий покинул тело мальчишки. Замерев на секунду, Люсьен вздрогнул от неприятного чувства пустоты. Он только привык к Василию, однако ни тоски, ни грусти это не вызывало, наоборот, Люсьен готов был выдохнуть с облегчением.  Однако выдыхать пока было рано, его собственное напряжение никуда не делось, хотя Люсьен ожидал завершения с минуты на минуту.  Теплые капли упали ему на живот и бедра. Видно Василий кончил. По комнате разлился запах спермы, смешиваясь с остальными, что уже витали в воздухе. К горлу подкатил тошнотворный ком, но Люсьен его проглотил. Сейчас его больше беспокоило то, чем занимался Василий, удивительно как он успел так быстро отойти, Люсьену после выброса эмоций требуется время, чтобы хотя бы отдышаться. Да и признаться, Люсьен не услышал ни звука от советника, в прошлый раз было все иначе. Если он не получил удовольствия, зачем было насиловать себя? Не Люсьена, с Люсьеном все понятно, советника не интересует, как он себя чувствует, будучи униженным подобным способом уже дважды. Но если он сам не получил удовольствия, то зачем было это делать? Ради чего тратить время, не получив чувства удовлетворения, морального удовольствия. Физическое - то он получил, последствия этого тянущимися нитями капало с плоского живота оцелота. А моральное? Вряд ли Люсьен станет счастливее, от того что кончит, это логично. Но если ни один, ни второй не получили морального удовлетворения, для оцелота все это время просто… это впустую потраченное время? Для Люсьена все теряло смысл, раньше - то он думал, что Василий это делает только для собственного удовольствия.
- Мммм – томно простонав и зажмурившись, Люсьен выплеснулся в руку Василия. Хрупкое тело напряглось, содрогаясь от теплой приятной волны, от которой перехватывало дыхание. Хвост туго обвился вокруг одной ноги, а сердце, готовое выскочить из груди отдавало бешеный ритм в висках. Приятно – не то слово. Однако кот бы предпочел, чтобы этого не повторялось.
Прикусив губу, дождавшись, когда Василий, наконец, отстранился, Люсьен перекатился на бок и сжался. Он все еще вздрагивал от легких судорог, прокатывающих по его телу. Грудная клетка высоко вздымалась от тяжелого дыхания, мутные глаза смотрели в никуда, а по губам протянулась блестящая нить слюны. Сердце по-прежнему бешено колотилось, кажется и, не стараясь снизить темп.  Только через некоторое время, Люсьен смог осознанно шевельнуться, он опустил связанные руки, к паху, где уже расположился его пушистый хвост, по-привычке прикрывая его наготу от посторонних глаз. Тонкие пальцы Люсьена не остановились, а скользнули дальше, к пульсирующему жаром колечку. Аккуратно коснувшись и сразу отпрянув, Люсьен поднял пальцы к глазам. Чуть поморщившись от неприятного вида крови, оцелот прикрыл влажные глаза, стараясь дышать глубоко и размеренно. Он понятия не имел что будет дальше, да и ему было все равно, почему-то. Навалилась непонятно откуда взявшаяся усталость и кот чувствовал, как отключается, потихоньку переставая реагировать на внешние раздражители. Кажется, сначала отключается обоняние, а потом слух? Или наоборот? Но вот боль никуда не пропадает, и что странно, Люсьен, кажется, перестал чувствовать вообще, своего тела, кончиков пальцев. А может ли Сьен себе позволить остаться лежать тут в таком положении? Может и нет, но чтобы прикасался к нему этот мужчина - не хотелось еще больше. Так что лучше самому как-нибудь. Но сил нету… Может если отдохнуть немного? Нет, а вдруг его кто-нибудь тут увидит? Люсьен вздрогнул, почувствовав боль в сердце от тяжелого пробуждения. Вот что бывает когда сопротивляешься сну. Надо взбодриться. Взбодриться?…В положении-то Люсьена, смотрится вообще смешно. Он и так был подавлен, маленькая радость от того, что он, наконец, оказался на свежем воздухе, обернулась унижением, сейчас он подавлен еще больше. Кажется, он слышит шаги? Остается надеяться, что это Василий по комнате ходит, а может коту вообще показалось. Не исключено, что в его измученном сознании скоро зашумит водопад, а воображение унесет его далеко к каменистому ручью.

Возбуждение прошло окончательно, оставив в Люсьене пустоту. Хотя в ней постоянно мелькали неприятные ощущения, тоска, подавленность, грусть, но сам мальчишка предпочитал думать, что это просто пустота. С другой стороны, а как он должен был себя чувствовать? Радоваться? Бегать? Веселиться? Люсьен даже пальцем пошевелить не мог, не то чтобы встать.
Странный звон. Кошачьи ушки Люсьена моментально повернулись на звук, в то время как сам оцелот даже не предпринял попытки открыть глаза. То ли он ждал, когда полностью отключится, полагая, что для этого много времени не надо, то ли может просто хотел полежать, однако то, что он не совсем спит, выдавал подрагивающий кончик хвоста.
А может это слабое проявление его большого неудовольствия, того, что вновь в нем закипело, когда к нему прикоснулись. Ну, разве он не хотел чтобы его не трогали? Чтобы к нему прикасались? Хвост уже шумно застучал по полу, хотя лицо аниото по-прежнему оставалось спокойным, но можно было заметить напряжение.  Снова это неприятное скольжение чешуек по коже, такими темпами его спина никогда не заживет. Удивительно как у Василия хватает сил еще что-то делать, хотя мужчина заметно сильнее его и больше. Он так легко приподнял его одним хвостом. Люсьен уперся ладошками в ковер, чтобы как-то себя поддержать, потому что опираться на хвост советника было не комфортно. Какое неприятное ощущение на шее, к нему что-то прижали? Его хотят задушить? Надо было с этого и начинать.
- Люсьен...
Вновь сердце больно ударило, Люсьен открыл глаза. Может быть, не стоило лежать на левом боку? Ну, уж куда получилось повернуться.  Нервно дернувшись, мальчишка моргнул.  Голова была тяжелой, веки закрывались, но если уж и отключаться, то в каком-нибудь более безопасном месте. И более…безлюдном. Подставив колено и сев на ноги, оцелот провел взглядом по полу, ища свою одежду. Которой, почему-то нигде не было.
- Ммм – тихо простонал оцелот, слегка нахмурившись. Лучше не вдаваться в подробности, что сейчас болит у него больше всего. Но дабы как-то хотя бы самому себя пожалеть, мальчишка дернулся, усаживаясь поудобнее на ноги. Глаза по-прежнему беспомощно бегали по полу в поисках хоть чего-нибудь, чтобы прикрыться. Ведь он ощущал советника рядом с собой, и это раздражало, Люсьен не понимал, зачем тому понадобилось прятать его вещи. Находиться в таком виде рядом с этим человеком было неуютно, особенно если вспомнить при каких обстоятельствах советнику получается увидеть Люсьена голым. До чуткого носа по-прежнему доносился запах Василия, что вызывало тошноту, хорошо, что тошнить было нечем. Глаза начало щипать, почему-то наворачивались слезы.
- Ты понял, что тебе нельзя делать?
Люсьен аккуратно поднял глаза на Василия, задержав на нем взгляд на несколько секунд. Разве он что-то говорил? Наверно Люсьен не услышал. А вдруг Василий подумает, что тот и не слушал? Оцелот резко опустил взгляд, чтобы советник не смог увидеть в них ничего. А точнее тот испуг, который проскочил от мысли, что сейчас все повториться.  Но стоило коту опустить взгляд, как выражение глаз сменилось на замешательство. Бриджи. Они были на нем. Когда? И как? Теперь понятно почему он их на полу не нашел, но он не помнит чтобы одевался сам. Значит Василий? По спине пробежал легкий холодок, от чего Люсьен передернулся.  А может он говорил раньше?... Да…ведь…
- Н-не выбегай за каменную ограду? – робко проговорил Люсьен, не поднимая взгляда. Это было предположение, он слово в слово повторил слова советника, те, что были сказаны до того момента, когда его прижали к столу.  И Люсьен не был уверен, что произносит слова правильно. Наверно стоило бы поставить некоторые в другую форму, но уже поздно.